О политических настроениях Северо-Ямальской тундры, особенностях торговли, условиях быта факторщиков – из писем, записок и телеграмм научного сотрудника Всесоюзного арктического института Владимира Евладова.
Владимир Петрович Евладов – знаменитая личность в истории исследований Ямальского Севера.
Внук и сын священнослужителей, он в 1921 году вступил в партию большевиков – душой воспринял главные постулаты большевизма и верил в очистительную роль Гражданской войны.
Но биография его сложилась довольно драматично. Его то принимали в партию, то исключали из неё. Разумеется, такая неустойчивость вытекала из социального – «поповского» – происхождения.
Евладову довелось в 1928–1929 годах руководить комплексной экспедицией на Ямальский полуостров. На основе её материалов позже была издана книга «По тундрам Ямала к Белому острову», ставшая классической для краеведов Арктики.
Один из трудных и романтических периодов жизни пришёлся на год, когда Владимир Евладов работал на фактории Дровяной. Там, в окружении голой арктической тундры с её почти круглогодичной зимой, проживало тесным коллективом одиннадцать человек: шестеро мужчин, три женщины и двое детей девяти и десяти лет. Оттуда Евладов отправил несколько корреспонденций в Москву центральному руководству.
Гарантировать объективность автора, разумеется, нельзя, так как никто не свободен от своих человеческих и политических пристрастий. Но совершенно очевидно, что в его изложении получились довольно живые картинки.
ОТВЕТ НЕСОГЛАСНЫМ
Первое, о чём сообщал товарищ Евладов, – политическое положение на Ямале. В 1933–1934 годах прошли собрания кочевников-оленеводов, взбудораженных, напуганных и недовольных властью. Эти съезды назывались по-ненецки словом «мандала». Власть отбирала оленей и прочую собственность в пользу государства, прибегая при этом к арестам и вывозу некоторых тундровиков в тюрьмы, откуда почти никто из них не возвращался.
Владимир Евладов был настоящим большевиком, да и политическая обстановка в стране не позволяла расслабляться, поэтому он старался растолковать местным жителям, что жёсткие меры основаны на их противостоянии.
Причины протестов Евладов видел в дороговизне и дефиците чая, в недостаточном ассортименте других товаров. Указывал на излишнюю строгость советских заготовителей, которые принимали от тундровиков пушнину и браковали её. По этому поводу он привёл яркий пример: «Из всей массы песцов в 3305 штук вышло первого сорта только 33 штуки! Не может быть!.. Могут ли быть довольны ненцы такой приёмкой?»
Исследователь Ямала предложил разницу, возникающую при сдаче пушнины трестом в Союззаготпушнину, возвращать ненцам «по их лицевым счетам пропорционально сданной в прошлом году пушнине. Эти деньги не принадлежат нам, это – размер обмана туземцев на сортировке пушнины». Но его предложение не было принято.
Срыв оленьих заготовок на Ямале в первой половине тридцатых годов был сродни «хлебному кризису» в СССР 1927 года. Тот и другой были вызваны грабительски низкой навязываемой ценой. Но большевики, и Евладов в том числе, объясняли это несознательностью населения, классовой борьбой, вредительством.
Противодействие ненцев оленьим заготовкам в обмен на деньги лишь на первый взгляд кажется нелогичным. На самом деле всё объясняется примерами очевидцев – в них описываются факты запугиваний и угроз со стороны заготовщиков.
Территории хозяйства тундровых кочевников-оленеводов была поделена на устойчивые родовые участки – вотчины. В тридцатые годы (и даже с конца 19-го века) уже не было избытка пастбищ, из-за чего периодически возникали коллизии. Власть была не только заинтересована, но и обязана вмешиваться в подобные конфликты. На одну из таких жалоб Евладов дал местным вотчинникам жёсткий отпор, опровергая логику традиций: «Это в царское время земля была ваша. Теперь она вся в государстве. Кто на ней работает, тому она и принадлежит».
Причём всё же засомневался и написал: «Я так и не понял, была ли со стороны Маймы сознательная провокация или он не понял разговоров вокруг проекта землеводоустройства, где говорилось о выселении лишних оленеводов для регулирования пастбищ. Характерно, что кулачество сейчас же подхватило их в свою пользу».
МЕСТО СТРАХА
Исследователь Ямала сетует: «Единственный вопрос, на который вся тундра не сдвигается ни на шаг, – вопрос обучения детей. «Не надо! Не терпит! Дети не будут тогда жить в чуме, не будут водить оленей, не будут промышлять песца!»
Началась уже вторая половина тридцатых годов, но советы не могли обеспечить на севере полуострова, в Тамбее, сносную работу больницы и школы-интерната. Например, в обоих учреждениях хронически не хватало дров. Впоследствии повсеместно стала очевидной, пусть и не афишируемой, засекреченной, жуткая закономерность: туберкулёз в тундре появлялся там, где появлялись школы-интернаты. И этот туберкулёз интернатского происхождения, вызванный, в основном хроническим холодом и сыростью в помещениях при страшном дефиците одежды и обуви для воспитанников, довольно массово насмерть косил детей, а потом и заразившихся от них взрослых до конца 40-х годов.
Пока же, в начале 1936 года, Владимир Евладов осторожно писал как о частном факте: «У врача и учителя плохо складываются отношения с зав. факторией т. Удеговым на почве недостатка дров, рабочих для кладки печей и т.д. …И если хоть один раз интернат замёрзнет или поголодает, тогда два года мы не соберём ребятишек из чумов».
Очень многое в вопросах быта коренных жителей волновало Евладова. Он обратил внимание на неудовлетворительные условия быта, на необходимость ремонта домов, создания новых факторий вместе с моторно-рыболовной станцией на центральном участке берега пролива Малыгина, в устье реки Ягады, на мысе Пендыды-Сале.
Описывая положение дел на Ямале, он делится впечатлениями от прошедшей кампании перевыборов Тамбейского национального совета. «Весьма ярко сказался резкий поворот батрацких и бедняцких масс от прошлогодней контрреволюционной «мандалы» в сторону совета, в сторону факторий, в сторону прочих мероприятий советских органов в тундре (кроме школы)».
Небогатые, а значит, «классово родственные» ненцы оставили протестный настрой. «Идут бедняки теперь на простейшую коллективизацию, – рапортует Евладов, – готовы организовывать бригады, середняки готовы быть застрельщиками». Благие, с точки зрения большевика, изменения.
Из писем на имя начальника Политуправления Главсевморпути при СНК СССР С. А. Бергавинова:
«У меня полярная ночь, живу я в небольшой каюте отдельно от фактории, её до крыши замело снегом. Я здесь могу писать, сколько хочу и когда хочу, а Вы читать можете только по выходным дням, – я примерно знаю Ваше рабочее время».
«По моём приезде на факторию ненцы сразу… забросали вопросами. Между прочим, почему-то вполголоса спрашивали: «Где находятся четыре ненца, арестованные в 1933 году? Где находятся восемь ненцев, арестованных в этом году за мандалу?»
Я не считаю возможным обманывать ненцев неверными информациями или давать неточные, уклончивые ответы, так как действия органов власти необходимо терпеливо и подробно разъяснять. Поэтому и в этом случае я разъяснил им неправильность и противозаконность группировки и точно сообщил, что из первых трое умерло, один был отправлен назад, а остальных восемь человек будут судить на ненецком языке при народе».
«Провалу олензаготовок и кулацкому противодействию немало способствовали заготовители-загибщики Першин, Зотов, Мещангин и другие. Они разъезжали по тундре с винтовками и револьверами. Подделывали договора, сами ставили под ними тамги. Середняков заст авляли силой сдавать оленей, запугивали и грозили, что пришла бумага с неба, тот, кто оленей не сдаст, будет уничтожен».
Из сводок ОГПУ:
«…Заместитель заведующего оленеводческим совхозом Карпов Николай Васильевич и сотрудник совхоза… позвав к себе одного самоедина, продержали его у себя более полусуток, предлагая продать совхозу 300 голов оленей, но самоедин не согласился, ввиду чего Карпов и Буш, освободив его, сказали: «Если завтра не придёшь и не продашь оленей, то плохо тебе будет». На следующий день указанный самоедин, приехав в совхоз с женой и ребёнком, заявил: «Если возьмёте 170 оленей, так берите, иначе я оставлю жену и сына, а сам задавлюсь».
Получив деньги за проданные 170 оленей, самоедин сказал: «Пойду скажу своим, и мы все уедем далеко в тундру, тогда вы у нас оленей не купите».
Материалы, оставшиеся после работы В. П. Евладова на Дровяной, частично собраны в книгу «Полярная ямальская зимовка» и опубликованы в 2008 году. При этом осталась почти не востребованной историками значительная доля материалов, содержащаяся в архивной папке «Записки т. Евладова по Ямальскому полуострову (фактория Дровяная). 1935–1936 гг.».
Вадим Гриценко